Сейчас умру
«Я с охотою сейчас же лег бы в гроб»
Вам в детстве хотелось умереть? В те моменты, когда было нестерпимо больно, стыдно, обидно. Вот, например, как умирал главный герой повести Корнея Чуковского «Серебряный герб».
«Я … сажусь на поломанный ящик и начинаю стонать, как больной. Какое горе! Какое ужасное горе! Мне кажется, что нет на всей земле человека несчастнее меня, что никогда в жизни я уже не буду смеяться, что я с охотою сейчас же лег бы в гроб, лишь бы не испытывать такого мучения. Этот гроб представляется мне с необыкновенной ясностью. Он стоит на коротеньких ножках в «гостиной», наискосок от окна, белый, с золотыми
кистями, а кругом венки, и цветы, и атласные ленты. И на лентах надписи
красивыми буквами:
«Незабвенному товарищу от пятиклассников Пятой гимназии».
«Безвременно погибшему брату».
«Лучшему другу от Риты Вадзинской».
Я лежу в гробу с замученным лицом, и все любовно глядят на меня.
«Отчего он умер?» — спрашивает Марусю мадам Шершеневич.
«Ах, — отвечает она, — он был такой гордый, такай благородный, а мы
были абсолютно несправедливы к нему».
И она прижимает к глазам мокрый от слез платок. Только теперь ей
становится ясно, какой у нее был замечательный брат».
После этого «покойный» представляет, как рыдают от сожаления и мучаются от невыносимой вины его недруги и обидчики. «Зрелище собственной смерти доставляет мне большое удовольствие. Я мало-помалу успокаиваюсь. «Еще не все потеряно! — говорю я себе».
Умирать время от времени – полезно.
Даже жизненно необходимо. В детстве мы это помнили, а потом просто забыли. Точно так же как забыли, каково это – взахлеб смеяться. Прыгать просто так. Или рисовать, не думая о том, что рисовать не умеешь.
Когда именно пора умереть, обычно мы и сами знаем. Когда что-то невыносимо до смерти или до смерти достало. До смерти больно. До смерти страшно. До смерти скучно. Тоскливо. Бесит.
Или когда смерть приходит как наваждение, сновидение наяву. Например, когда так смутно тревожно, что коварное воображение рисует жуткие картинки. Автомобильных аварий – с близкими, детьми, твоих собственных. Авиакатастроф. Смертельных болезней. У вас бывало, что вы боялись заболеть, например, раком? Или казалось, что уже заболели. И, холодея, узнавали симптомы…
Или вдруг вас скашивает какой-то чересчур коварный грипп с высокой температурой, заставляющий валяться два дня, не поднимая головы.
Итак, если смерть как призрак маячит где-то в боковом поле зрения, значит пора. Все эти «смертельные» симптомы – не что иное, как предвестники перемен. Душа в предчувствии трансформации грезит о символической смерти, и возникают, все эти тревоги, страхи, ипохондрии, канцерофобии, безвыходные и опасные жизненные ситуации, лихорадки и неразрешимые конфликты…
Значит, пришла пора.
Вылезти из своей старой оболочки, сменить кожу, расстаться с чем-то, что приросло, казалось, навсегда. Дать умереть своему прежнему Я.
Нашему заевшему представлению о себе, заезженному образу жизни, отработанным до бесчувствия привычкам. Тем, что мы привыкли считать своим Я.
Перестать за него хвататься. Держаться, как за последнюю соломинку. Отпустить.
Дав почить тому, чему давно уже пора отойти в небытие.
«Я хочу создать карту новых земель, а не старых достопримечательностей», — писал Маршалл Маклюэн, известный философ и культуролог XX века.
Пусть речь идет о символической, психологической смерти, она может страшить, как будто окажется настоящей. Ведь мы привыкли к старому ощущению своего Я. Приросли к старой коже. Считаем застоявшуюся идентичность своей зоной комфорта. «Мы отделили жизнь от смерти и заполнили промежуток между ними страхом. Однако жизни без смерти не существует», — говорил Джидду Крищнамурти.
Но если мы будем сопротивляться приближению своей символической смерти, мы лишь на какое-то время отсрочим этот конец. Как бы мы не старались окостенеть в своем старом, эта башня из слоновой кости всё равно рухнет.
Наконец-то рухнет. Но прежде прежде придется помаяться со всеми этими страхами тоской (см.выше), в мире, где ничего значимого не происходит.
«Сказали мне, что эта дорога
Меня приведёт к океану смерти,
И я с полпути повернула вспять.
С тех пор все тянутся предо мною
Кривые, глухие окольные тропы…»
Акико Есано, «Трусость»
«Я умер и осознал, что я был слишком напряжен»
Не случайно, в сказках герои часто умирают. Будь то Белоснежка или Иван Царевич, или кто-то другой. Те, что оказываются в безвыходной ситуации – особенно. А еще те, кто нуждается в глубинной внутренней трансформации. А потом возрождаются – с помощью поцелуя ли или мертвой и живой воды – и побеждают всех своих драконов, открываясь любви и счастью.
Это такой старорусский коан, неразрешимая, казалось бы, загадка. Идет себе Иван Царевич, и вдруг видит, на развилке путей-дорог лежит Вещий камень, а на нем надпись: «Направо пойдёшь – коня потеряешь, себя спасёшь, налево пойдёшь – себя потеряешь, коня спасёшь, прямо пойдёшь – и себя и коня потеряешь». И разве не странно, что Иванушка выбирает ехать прямо.
Умереть – значит, согласиться жить. Перестать судорожно хвататься за что-то отжившее. То есть принять эти свои жуткие страхи, трагические фантазии, опасность заразиться или заболеть раком — просто встретиться со всем этим смертельным ужасом. Со своей кончиной. Пусть задохнуться даже, но продолжать дышать.
Как это делал маленький герой Корнея Чуковского. Как это делает, например, основатель процессуальной психотерапии Арни Минделл: «На днях я спускался на лыжах с горы, и я подумал, что у меня кое-что болит, должно быть, пришла смерть! Я ее боюсь! И я подумал, хорошо, прекрати спускаться на лыжах, умри прямо сейчас. Я умер и осознал, что я был слишком напряжен; я не перетекаю, не следую за потоком во время спуска, и я умер, в смысле, в том, что забыл, как можно течь по склону горы. Поэтому, я должен признаться, да, я боюсь смерти, и нет, я жду встречи с ней. На самом деле, я жду встречи с каждым следующим моментом! Каждый новый момент — мой учитель». (Интервью в журнале Newsweek с Арнольдом Минделлом и Томазом Ставизжански)
Умереть – это уступить смерти. Мыслям о ней. Ее предчувствию. Мы ведь уже рождаемся с этим предчувствием и важно давать ему место, пока живем.
И напоследок – еще одна цитата, из романа «Грек Зорба» Никоса Казандзакиса:
«Вот однажды я проходил через маленькую деревню. Старик лет девяноста сажал миндальное дерево. «Послушай, дедушка, — обратился я к нему, — ты сажаешь миндаль?» И он, как был, согнутый, повернулся ко мне и сказал: «Я, сынок, поступаю так, будто никогда не умру». А я ему отвечаю: «Я же всегда поступаю так, словно в любую минуту могу умереть». Кто же из нас двоих прав, хозяин?
Я молчал. Две тропинки, одинаково крутые, вели к вершине. Действовать так, будто смерть не существует, или каждую минуту думать о смерти, это, пожалуй, одно и то же. Но в тот момент, когда Зорба меня об этом спросил, я этого ещё не знал».
Можно проснуться утром и подумать: «что если это последний день моей жизни». А можно: «Это первый день моей оставшейся жизни». Разница, на самом деле, не так уж и велика.
Светлана Гамзаева, психолог, Нижний Новгород #пряностидуши
В качестве иллюстраций использованы карта Таро Висконти, картины Хасегава Тохаку, Виктора Васнецова и Андрея Амбурского (и на ней — цветущий миндаль)