Путь исправления
Курьез Карла Роджерса и побег из Шоушенка
Помните «Побег из Шоушенка»? Как смог освободиться Ред? (Его в фильме исполнял Морган Фриман).
Ред сидел пожизненно за убийство, и время от времени подавал прошения о реабилитации. Но каждый раз, когда ему хотелось получить освобождение, он встречал очередной отказ.
Он мечтал выйти из этой треклятой тюрьмы. Он хотел понравиться и угодить комиссии. Он сильно старался, когда входил в кабинет. Его тело было зажато. В глазах читался страх. Он чувствовал себя жертвой. И получал новый штамп на своем личном деле: «Отказать!».
Точно также любой человек может чувствовать себя в своей тюрьме. Пусть это и не Шоушенк. Пусть эта тюрьма из неудач. Или из отношений. Когда ощущаешь, что завяз в паутине судьбы. Всё как-то не так, не ладится. Или это тюрьма из собственных представлений. Когда заключен в собственные негативные убеждения, в превратное представление о себе. И невозможно поверить в себя, невозможно вырваться.
Психологическая тюрьма – ощущение тупика, темницы. В которой нет ни окон, ни дверей, как когда-то в детской загадке. Только детство-то давно прошло. И время волшебства прошло. И выхода нет. Не помогают уже ни мечты, ни молитвы. Да и молиться и мечтать как-то не получается.
Потому что знаешь — любая попытка подать прошение закончится очередным штампом в личном деле: «Отказать!»
*ψ
Так я о Реде. Однажды ему стало всё равно. Однажды его достало. Он пришел на собеседование расслабленным и даже немного наглым. Слегка развалился на стуле.
— Вы исправились? – спросили его.
А он спокойно ответил, что не знает, что это такое — исправился.
— Если вы хотите узнать, сожалею ли я о том, что сделал, то дня не походит, чтобы я не чувствовал сожаления, — сказал Ред. – Я сожалею не о том, что я здесь. И не о том, о чем, по вашему мнению, я должен сожалеть. Я вспоминаю, каким я был тогда, глупым пацаном, который совершил это ужасное преступление. Я хочу поговорить с ним. Я хочу рассказать ему, какой путь его ждет. Но я не могу. Этого парня уже нет. Только старик, который сидит перед вами. Мне приходится жить с этим.
Исправился ли я? Да это просто дерьмовое слово! Так что ставь свой штамп, сынок. И не трать моё время. Потому что, по правде говоря, мне насрать.
Так Ред получил, наконец, освобождение. Так в чем же его секрет?
*ψ
Этот секрет сформулировал Карл Роджерс. «Существует курьезный парадокс: когда я принимаю себя, какой я есть, я могу измениться».
Причем подлинное принятие порой приходит с отчаянием. Ведь отчаяться – значит перестать чаять, то есть больше ничего уже не ждать. Не ожидать ни от себя, ни от других, ни от Вселенной, ни от Бога. Ни от кого. И от себя, конечно, прежде.
Принять: ну, да, это я, такой вот. Ну, да, пусть так. И пусть это горько. Но в то же время почему-то и сладко тоже. И пусть тяжело-безысходно. Но почему-то еще и легко. «Без отчаяния к жизни нет и любви к жизни», — говорил Альбер Камю.
Сильно желая чего-то, лихорадочно стремясь, чтобы это исполнилось, мы не можем расслабиться, отпустить, не можем быть просто самими собой, слишком зациклены на этой теме, слишком узко смотрим и ограниченно мыслим, не позволяем себе чувствовать на полную катушку.
О том же говорил и Мераб Мамардашвили в своих лекциях «Психологическая топология пути». Надежда мешает нам интенсивно пережить теперешний момент, перенося нас в следующий. Она заставляет откладывать свою жизнь на завтра. Мешает искренне воспринять то, что есть. «Мир ведь водит нас за нос, в том числе, и психологическим механизмом надежды: завтра все исправится, — говорил философ. — Дом, по которому прошла трещина, каким-то чудом можно будет отремонтировать».
Надеяться – значит ждать, что настоящее случится когда-нибудь. И не замечать, что возрождение присутствует именно сейчас, здесь, в этом моменте.
А отчаяние — как раз точка, где возможна подлинная остановка. И настоящая встреча с самим собой.
*ψ
«Существует способ наблюдения себя, в котором нет страха, нет опасности; это смотреть без самоосуждения, без самооправдания, без интерпретации или оценки – просто смотреть», — говорил Джидду Кришнамурти.
Вот он — я. Я – и мои неудачи, и моя тюрьма, и преступление, и безнадёга, и злость, и неверие. И моё сожаление о том, чего уже не вернешь. И все мои точки невозврата. И можете ставить, что хотите, на моем личном деле — какой угодно штамп. Потому что, по правде говоря, не в штампе суть.
Принять себя – это принять то, что невозможно исправить. Прежде всего, самого себя.
«Исправился ли я? Да это просто дерьмовое слово!»
Светлана Гамзаева, психолог, Нижний Новгород, #пряностидуши